Читать книгу - "Отмеченный сигилом  - Дмитрий Миконов"

Наконец скудный на разнообразие коридор уперся в мощные дубовые створки – такие и бревно тарана, пожалуй, удара с десятого только возьмет. Холл оказался хорошо освещен и на удивление чист. Охрана склонила головы и отступила на шаг назад. Безносый распахнул двери и оглушительно гаркнул:

– Его светлость негоциант Фект Стелайский со свитой!

Эхо несколько раз отразило его голос от стен просторного зала, больше похожей на холл какой-нибудь баронской усадьбы. Повсюду горели свечи, вставленные в старинные канделябры, эпохи отца нынешнего императора. Сводчатый потолок удерживался четырьмя мощными колоннами с мраморной облицовкой. Пол был замощен плотно подогнанными квадратными каменными плитами с высеченным на них рисунком кленового листа – судя по всему, являющимся родовым гербом некогда жившего здесь именитого кордского семейства.

По стенам бывшей сокровищницы – Лаен предположил назначение помещения именно так – жался народ, а центр перегораживал длинный стол, накрытый белой скатертью. Кроме подсвечников на нем кучно расположились пузатые бутылки, прозрачная посуда и пустые тарелки под горячее. Желудок десятника предательски заурчал, предвкушая обильное застолье.

Тем временем безносый вновь открыл рот:

– Ее светлость баронесса Вильма Кадир Эльтарская, благородная уроженка Вельмонда!

Прослушав объявление лакея, десятник поморщился. Безносый грубо и бестактно нарушил этикет, безукоризненно соблюдаемый благородной знатью западных провинций. Лаен знал это наверняка – портовый Вельмонд находился примерно в пяти днях пути от родовой усадьбы джараха, и ему когда-то доводилось сопровождать отца на различных приемах и светских раутах. По правилам, лакею следовало указать на основателя рода, обязательно мужчину, и назвать принадлежащие семье земли.

Почему он этого не сделал? Вряд ли госпожа оказалась столь забывчивой, что не обучила слугу простым правилам. Или существовала другая причина? Теперь десятник был готов биться об заклад, что госпожа Вильма являлась изгнанницей.

Послышался звонкий женский смех, и вот она сама вплыла в зал в окружении молодых девушек. Все это выглядело так, будто в охапку полевых ромашек добавили алую розу. Темно-красное платье, в тон каштановым волосам, расходилось у пола многочисленными складками, скрывая ступни. Плечи укрывала меховая накидка из снежного дабра, впрочем, оставляя на виду белоснежную кожу шеи. Глубокое декольте со шнуровкой притягивало взгляд и заставляло работать воображение. Элегантный узкий пояс с бубенчиками и красивыми безделушками удачно подчеркивал широкие бедра.

Лаен посчитал, что баронесса немного старше его и ей около сорока лет. Возраст выдавали мелкие морщинки вокруг глаз и кожа на запястьях, пронизанная синими прожилками вен. Окруженная свитой, она подошла ближе, и джарах услышал, как стоявший рядом капитан втянул живот, с хрустом расправил могучие плечи и выпятил грудь.

Десятник украдкой ухмыльнулся. Сомнительно, что ужимки Калача произведут впечатление на эту особу. Лицо женщины светилось умом, а упрямый подбородок подсказывал, что баронесса – весьма привередливая личность, привыкшая любым способом добиваться своего. У таких на каждый жизненный случай имеется собственное мнение, что одновременно является как плюсом, так и минусом.

Лаен перевел взгляд на негоцианта Фекта и буквально обомлел. С его светлостью происходило что-то невообразимое: кочевой торговец кривил лицо, бестактно тыкал в баронессу пальцем и силился что-то сказать, но перекошенные синюшные губы дрожали и слушаться не желали.

Эхом отозвался стук каблучков, и Вильма замерла прямо перед негоциантом. Десятник на мгновение прикрыл глаза и понял, что от нее пахнет соленым морем, холодным ветром и горячим песком. Истинная дочь южного портового города империи!

Рядом раздался жалобный лепет, в котором десятник с удивлением узнал голос его светлости:

– Это-о… ты!

Казалось, негоциант впал в помешательство. Вырвавшись из удерживающих его рук, он попер вперед, как медведь, непонятно мыча и обличающе тыкая в изгнанницу пальцем. Она ловко ускользала от него и звонко смеялась:

– Я рада, господин, что вы узнали меня! – Внезапно остановившись, она совершила то, что никто ни при каких условиях не смог бы ожидать в данной ситуации – вынула из рукава длинный нож с волнистым лезвием и всадила его торговцу прямо в середину груди.

«Негоциант мертв», – будничный голос Марты вывел десятника из ступора.

А потом наступил кромешный ад.

Нападение началось сразу и со всех сторон, заставив караванщиков сбиться в кучу. Вопящая толпа напротив мигом ощетинилась острыми палками, кольями и рогатинами, беспорядочно тыкая ими вперед, норовя зацепить, ободрать, вырвать кусок мяса или попросту проткнуть насквозь. Беснуясь в исступлении, оборванцы бесстрашно бросались вперед, действуя нахрапом, поэтому очень скоро пролилась первая кровь.

Осознав, что в плотном строю закованных в железо наемников он скорее мешает, Лаен отшагнул за их спины. Гуща схватки – совсем не то место, где джарах мог проявить себя в полной мере. По уму, сейчас самое время попытаться уничтожить командиров противника, чтобы внести сумятицу и дезорганизовать их ряды.

Ткнув стилетом в особо ретивого оборванца, десятник запрыгнул на ребро перевернутого набок стола. Верно истолковав намерения начальника, Рыба тут же зарядил самострел и перекинул его Лаену, показывая, что болтов у него с собой всего пара. Что ж, джарах надеялся, что вероломной баронессе будет достаточно и одного.

Удивительно, но монах Собора оказался первым. Пробившись к красной Вильме на расстояние в несколько шагов, факельщик нанес свой удар. Ревущее белое пламя вырвалось из жаровни и – поглотило баронессу?.. Нет! Оказалось отбито, ушло в сторону и разбилось о камни, попутно превратив в факелы стоящих неподалеку слуг. Визг сгорающих заживо людей ударил по ушам, зал заволокло черным дымом, остро запахло паленым волосом.

Так вот кем оказался незримый наблюдатель! Не важно, каким принципалам Шуйтара поклонялась баронесса и какими возможностями обладала, теперь ее в любом случае следовало убить в первую очередь. Ориентируясь на мелькавшее в дыму красное платье, Лаен сделал поправку, метя в голову, и нажал на скобу. В тот же самый момент тело сраженного солдата выбило стол из-под его ног…

…Поднырнув под копье, десятник воспользовался слишком уверенным замахом тощего прислужника баронессы и боковым ударом через подмышечную впадину пронзил его сердце. Толчком ноги отправил мертвого в сторону нападавших, спутывая их натиск. Попытался отдышаться. Не дали. Многократный перевес в численности вызывал у оборванцев ложное чувство превосходства.

Простая обманка – будто на тренировке с парнями – и очередное хрипящее тело, сотрясаясь в конвульсиях, полетело на мокрые плиты. Ужасно саднило горло, а усталость изнуряла мышцы. Непреодолимо хотелось опуститься прямо на пол, в кровавые лужи, чтобы перевести дыхание…

Калач жив и бьется по левую руку от Морока. Лаен знает это точно – по звучному хаканью, сопровождающему каждый взмах палаша. Хак! И сталь бьется о преграду. Хак! И чавкающий звук прерывается жалобным вскриком. Усталое шарканье ног – следует смена стойки. Хак! Снова – хак!. Еще – хак!.. Пока существует «хак!», десятнику нет нужды заботиться о левом фланге.